Уже в начале недельной главы Авраам оказывается ровно в той же ситуации, в какой окажется позднее его племянник Лот – в ситуации приема гостей, коими являются ни много ни мало посланники-ангелы Бога. В обоих случаях прием прохожим оказывается вполне благодушный, однако есть любопытные отличия, мелочи, которые могут рассказать что-то новое о наших героях. Так, например, Авраам, увидев путников, бежит к ним навстречу, буквально умоляя их стать его гостями, в то время как Лот навстречу посланникам лишь встает, а ночлег потенциальным гостям предлагает несколько менее навязчиво. Авраам дает путникам масло, молоко и мясо, а Лот готовит им лишь опресноки, мацу. Здесь, наверное, не обязательно уличать Лота в недостаточном гостеприимстве (в конце концов, «чем богаты, тем и рады»), но явное отличие все же присутствует. Есть, однако, момент, которым Лот положительно выделяется на фоне Авраама: Лот готовит еду, пускай и не богатую, но сам, в то время как его дядя лишь приказывает своему слуге зарезать теленка, а своей девяностолетней супруге испечь хлеба, да еще и поторопиться с этим.
Другие парные оппозиции, которые можно было бы выделить, возможно, чуть менее очевидны, но не менее любопытны. Вероятно, в параллели стоит образ бесплодия Сары, чудесным образом решившегося после благой вести о грядущем рождении сына, и бесплодие в гареме Авимелеха – недуг, поразивший царя и всех его женщин после прибытия туда Сары и ушедший, как только Сара была отпущена. Противопоставлены также два других образа в контексте их доверия или недоверия к происходящему, а именно: Сара, искренне не поверившая вести о том, что ей посчастливиться иметь сына, и даже иронизировавшая и смеявшаяся над этой вестью, и дочери Лота после уничтожения Содома и Гоморры, которые, заблуждаясь, были уверены, что все человечество уничтожено, и поэтому пошли на большой грех (пускай и из добрых побуждений) и легли со своим отцом. «Смеющаяся» (тицхак) от недоверия Сара называет сына Ицхаком, потому что всякий, кто услышит о том, что девяностолетняя жена Авраама родила, обязательно «посмеется» над ней (ицхак-ли). Буквально двумя стихами ниже этого объяснения Сара видит, как сын ее наложницы Агарь Ишмаэль «забавляется» или «играется» (мецахек), после чего она приказывает Аврааму изгнать их рабыню и его сына в пустыню. Здесь забавы невинного и беззаботного ребенка, который позднее чуть не умрет в своем изгнании, противопоставлены недоверчивому, в чем-то даже язвительному и мнительному смеху Сары, прогнавшей членов своей семьи в пустыню.
Еще одной яркой параллелью в нашей недельной главе выступает схожая судьба двух братьев по отцу, Ишмаэля и Ицхака, которым лишь чудом удалось избежать смерти. В обоих случаях ответственность лежит в том числе на их отце, Аврааме, который слушается Господа, и прогоняя одного сына из дома, и ведя на заклание другого. Однако непосредственно в момент смертельной опасности с Ишмаэлем находится его мать Агарь, а не отец, и именно в этот момент проявляется главное отличие Авраама от своей служанки. Агарь покидает своего единственного сына, лишь бы не видеть его смерти, а Авраам с кинжалом в руке сам олицетворяет нависшую над Ицхаком смертельную опасность, отец готов смотреть в глаза сыну, прежде чем его убить.
Одной темой, одной проблемой выделяются в нашей недельной главе четыре сюжета, которые выстраиваются скорее не в оппозицию, но в определенную градацию, четыре точки на линии ответа на один и тот же вопрос. Это вопрос о том, когда и в какой степени нужно стремиться к компромиссу, если над кем-то нависла угроза жизни. Самым «компромиссным» в этой градации предстает решение Лота, готового отдать на растерзание жителям Содома своих дочерей вместо гостей. Здесь – крайняя степень компромисса, один из ужасных путей решения проблемы, который обусловлен, на мой взгляд, прежде всего, неверной (или, по крайней мере, не привычной нам) расстановкой приоритетов: гости превыше собственных детей. Чуть менее настойчивым в своем стремлении найти компромисс предстает Авраам, ходатайствующий перед Господом за Содом и Гоморру. Стратегия его обращения, пускай и хитра в своей игре на понижение, не предстает излишне навязчивой, но, наоборот, обладает определенными принципами, приоритетами и границами, в которые заключена его «компромиссность». На другой чаше весов, где мирному решению вопроса места уже нет, находится Сара, по велению которой изгоняются Агарь и Ишмаэль. В угоду себе, в угоду своим переживаниям и своему раздражению она, хоть и не наносит сама увечий своим домочадцам, но обрекает их практически на верную смерть. И, наконец, четвертая точка в нашей градации, самая крайняя форма отрицания любых компромиссов представлена в истории заклания Ицхака. «Рыцарь веры», Авраам не только возвышается над общепринятой моралью и логикой, «веруя в противоречие силой абсурда», по выражению С. Кьеркегора, но и возвышается над самой идеей компромисса, над самой мыслью о поиске мирного решения, и смысл поступка Авраама остается одним из самых непостижимых вопросов Торы.
Каждый из персонажей на нашей «градации компромиссности», герои каждой из этих четырех историй, кончили не так хорошо, как ожидалось бы. Содом и Гоморра разрушены, Лоту рожают детей его собственные дочери, Сара позднее скончается, по всей видимости, думая о возможной смерти сына, а Ицхаку суждено пронести травму, нанесенную его отцом, через всю жизнь. Стало быть, ни один из этих путей поиска или отрицания компромисса, не являлся хоть сколько-нибудь верным – возможно, лишь потому, что человеку не дано находить компромиссы с человеком, но остается лишь искать компромиссы с Богом.
Шаббат шалом,
Матвей Лопатин
